Владимир Святой [3-е издание] - Алексей Карпов

Что ж, греки «сольстили» — не в первый и не в последний раз в русской истории.

Пожалуй, мы не удивимся этому. И дело даже не в том, что первые победы в ходе гражданской войны дали императору Василию возможность обойтись без помощи своего северного союзника. Вероятно, сыграла свою роль позиция, занятая самой Анной, порфирородной сестрой императоров Василия и Константина.

Анна была едва ли намного младше князя Владимира. Она родилась 13 марта 963 года, за два дня до смерти своего отца императора Романа II{256}. К началу русско-византийских переговоров (986 год) ей исполнилось 23 года. Рожденная в Порфире, Анна ясно осознавала свое высокое предназначение. Судьба вряд ли готовила ей счастливое замужество: выдача ее за иностранца (даже облеченного императорским достоинством, подобно Отгону II) была оскорбительной по соображениям престижа; в самой же Византии ее возможный супруг становился претендентом на византийский престол и — при живых братьях Василии и Константине — угрозой целостности и спокойствию Империи. Но честь и достоинство для порфирородной принцессы, несомненно, имели большую притягательную силу, нежели брачные узы. Любовные же утехи — как показывала практика византийского двора — можно было найти и вне брака. Со временем Анна могла рассчитывать и на византийский престол: как известно, Македонская династия пресеклась на императорах Василии и Константине — первый не имел детей, а у второго рождались лишь дочери — Евдокия, Зоя и Феодора; двум последним суждено было стать августами (правительницами) ромеев.

Предложение Владимира и, главное, согласие Василия на брак не могли быть восприняты Анной иначе как несчастье, крушение всех жизненных планов. Намечавшееся замужество несмываемым пятном позора ложилось на порфирогениту. Император Василий пытался убедить сестру в обратном, представить ее, напротив, спасительницей родной державы. («Обратит Бог тобою Русскую землю в покаяние, а Греческую землю избавишь от лютой рати. Видишь, сколько зла сотворила Русь грекам? И ныне, если не пойдешь, то же сотворят нам», — так, согласно летописи, говорил он сестре.) Но ведь Анна, вероятно, тоже читала трактат Константина Багрянородного (или по крайней мере слышала о предостережениях своего деда) и знала: ничто не служило оправданием брака порфирородной принцессы с «варваром». Север, куда ей предстояло отправиться по воле брата, не просто страшил ее, но приводил в ужас. Нам трудно понять это, но ведь даже Крым представлялся грекам «гипербореей», крайним пределом обитаемого мира. Дальше, по представлениям античных, а потом и раннехристианских ученых, находилось обиталище едва ли не полулюдей, мифических чудовищ, вместилище того апокалипсического ужаса, который в последние дни мира (а об их приближении в Византии говорили все чаще) должен был выплеснуться наружу и заполнить собою вселенную. Северный правитель Владимир, князь Руси, воспринимался едва ли не как апокалипсический «князь Роша». Удесятеренная молвой слава о его буйствах, безграничном распутстве, жестокости не могла не достигать Империи, и можно только догадываться, какие невероятные слухи переполняли женскую половину дворца, особенно после прибытия в Царствующий град киевских послов. Вряд ли Анна готова была безропотно примириться со своей участью.

Русские летописцы рассказывают о том, как отчаянно противилась Анна желанию братьев принести ее в жертву своим политическим расчетам. «Она же не хотела идти, — читаем в «Повести временных лет». — “Словно в полон, — говорила, — иду; лучше бы мне здесь умереть!”… И едва принудили ее»{257}.

Арабские историки подтверждают слова летописца. «Женщина воспротивилась отдать себя тому, кто разнствует с нею в вере, — свидетельствует Абу-Шоджа Рудраверский. — Начались об этом переговоры, которые закончились вступлением царя русов в христианство. Тогда брак был заключен, и женщина была подарена ему (Владимиру. — А. К.)». Почти в тех же выражениях вторит багдадскому историку Ибн ал-Асир{258}. И император Василий, очевидно, не сразу смог сломить сопротивление своей сестры.

Но мог ли он, нарушая договоренность с русским князем, рассчитывать в то же время на верность своей русской дружины? Можно ли допустить сам факт одновременного участия русских войск в военных действиях за и против императора Василия? Мы уже говорили о том, что этот вопрос многим кажется неразрешимым.

Однако противоречие между одновременным участием русов в борьбе за и против императора Василия — как ни парадоксально это звучит — во многом надумано. Говоря о событиях давно минувших дней, мы зачастую переносим на них современные представления о политике и практике международных отношений. Посылка русской дружины в Византию представляется нам чем-то вроде нынешнего оказания военной помощи соседней стране по просьбе ее правительства с использованием «ограниченного воинского контингента». В раннее Средневековье, по-видимому, дело обстояло иначе. Русы, появившиеся в Константинополе, приобретали нового сюзерена — императора Василия — взамен старого — князя Владимира. Их связи с Киевом, зависимость от киевского правительства обрывались сразу же по прибытии в Империю. (То же самое мы отмечали и в отношении русов, поступивших на службу к дербендскому эмиру в том же 987 году.) Название «русская дружина» несет на себе даже не этнический и тем более не государственный признак, но лишь обозначает территорию, откуда прибыли наемники. Среди них, вероятно, были люди разных языков и наречий — славяне, скандинавы, кельты, финны. То обстоятельство, что когда-то они служили князю Владимиру, а теперь тот поссорился с императором Василием, конечно, не могло их заставить отказаться от новой и, несомненно, хорошо оплачиваемой службы. Эти наемники-профессионалы оставались на службе у византийских императоров на протяжении десятилетий — вне зависимости от характера русско-византийских отношений. Воинов «с секирой на правом плече» (так византийцы именовали варяжскую дружину) мы встретим и в составе войска Василия II, сражавшегося в Европе и в Азии, и в составе императорской гвардии в Константинополе во время многочисленных политических эксцессов, происходивших в византийской столице в первой половине XI столетия. Роль Владимира заключалась в том, что он позволил части своих воинов уйти от него (и это совсем не мало!). Но в дальнейшем его права как сюзерена, его влияние на своих бывших соратников заканчивались.

Считается, что русские источники не содержат сведений о посылке воинского контингента в помощь императорам Василию и Константину. Но это не вполне верно. Напомню уже известный читателю летописный рассказ о том, как князь Владимир вскоре после захвата Киева (согласно летописи, 980-й, реально — 978 год) избавился от наемников-варягов, требовавших непомерный выкуп, и «показал им путь» к Царьграду. Мы уже говорили о сложном происхождении этого рассказа: чисто фольклорные мотивы смешаны здесь с какими-то воспоминаниями о реальных контактах между Киевом и Константинополем. Между тем ни в греческих, ни в восточных источниках нет никаких сведений о прибытии русской дружины в Византию при императоре Василии II ранее 987–988 годов. Следовательно, вполне вероятно, что в летописной статье под 980 годом в сильно завуалированной форме как раз и отразился факт выполнения Владимиром основного условия договора 987 года{259}. Но как далеки были посланные Владимиром наемники от самого князя, в сколь малой степени считали себя обязанными ему! Император Василий мог опасаться их ухода лишь в одном случае — если бы кто-нибудь предложил им еще больше золота или серебра. Правда, в случае прямого столкновения с войском Владимира наемники-русы могли, наверное, перейти на сторону своих недавних товарищей. Но этого можно было избежать.